Рецензия
Спасение мира начинается со спасения души
Катехон — слово, пришедшее из греческого языка и укоренённое в христианском богословии, означает «Удерживающий». Тот, кто предотвращает наступление апокалипсиса. Это не только защитник, стоящий стеной между порядком и хаосом, но и хранитель равновесия сил добра и зла в мире. В истории представление о катехоне менялось – это могло быть как государство, так и конкретный правитель. Каждой эпохе свой катехон.
В постковидный период смутных предчувствий и глобальных угроз кажется, что мир стал похож на раскрученную с бешеной скоростью карусель. Произошла переоценка ценностей и накопилась усталость от прежнего ритма, которого все еще требует время. Мир находится в поиске “замедлителя”, поэтому древний образ катехона становится актуален. Сухбат Афлатуни, возможно неосознанно, уловил пульсирующий нерв времени. За его героем в поисках катехона мы последуем в другие эпохи, страны и даже сознания.
Роман делится на две части, два взгляда, два нестыкующихся мира. Начинается все с “прекрасного аутодафе”, призванного, как и в известном произведении, спасти род людской от гибели. Сожжение — катехон. В Эрфурте, на Соборной площади, казнят Томаса Земана/Ивана Ильина/Фархада — человека со множеством имён, экскурсовода из Самарканда, которого называют Сожженным. Его личность тщательно изучают сотрудники специального Института, реконструируя события из его жизни, препарируя воспоминания и фантазии. Вторая часть раскрывает ту же историю через призму жизни Анны, переводчицы из Эрфурта. Ее взгляд станет тем недостающим элементом, без которого головоломка Сожженного так и останется неразгаданной.
Всю жизнь Сожженный посвятил поиску катехона. Сначала пытался найти ответ в далеком прошлом, в истории. По заветам святых отцов функцию удерживающего выполняла власть Римского императора. Но ни первый, ни второй, ни третий Рим не смогли удержать Сожженного от сомнений, что и говорить тогда о конце мира. Эту роль возлагали и на Ленина, даже после его смерти. В коридоре Института по изучению личности Сожженного — в собственной платоновской пещере, где теряется грань реальности и помешательства — он мысленно читает лекцию о дублере вождя для внимающих ему оживших теней. Само наличие двойника и его участие в исследованиях мозга Ленина будто подчеркивает постановочность, разоблачает попытку создать удерживающего искусственно.
В поисках всеобщего катехона герой путешествует во время своего детства. Отстраненным взглядом, сквозь воспоминания, мы наблюдаем за «ними» — поколением Сожженного и старше — «Деньги были их катехоном. Деньги останавливали время, замораживали его». Изучая рисунки и надписи на банкнотах, он находил в них лишь знак о «возвращении царства Сатурна» — переход в эпоху изобилия и свободы, а может быть, и в царство вечной сатурналии, праздника-перевертыша, где все не то, чем кажется.
Наткнувшись на несколько ложных следов, самое время притормозить, удержать себя от соблазна слепо верить восстановленным мыслям Сожженного. Стоит приглядеться к нашим проводникам. Автор оставляет много намеков о подмене реальности. Самый явный — прием ненадежного рассказчика. В первой части повествование ведется от лица Турка и Славянина — сотрудников Института, изучающих мозг Сожженного. Иногда мы слышим его голос, иногда повествователь мимикрирует под того героя, о котором идет речь. Например, под священнослужителя из средневековой Германии: «Впрочем, сейчас не время для воспоминаний, дети мои. Он сделал маленький глоток». Сожженный рассказывает историю о чародее профессоре Фаусте, вызвавшем из другого мира гиганта Полифема, а через некоторое время и сам упражняется в магии, заставляя время течь назад. И даже если о каком-то герое написано в третьем лице, это совсем не значит, что слова не могут принадлежать ему же. Автор запутывает следы и играючи подмигивает: «Жаль, он не взял к кофе сэндвич с сыром. Чья это мысль? Варианты: Сожженного, Турка, Великого Инквизитора. Игра продолжается». Но только все следы ведут к Сожженному, а герои постепенно проговариваются, что он их создатель: Инквизитор вспоминает, что именно Сожженный возобновил в XXI веке его должность, Турок и Славянин являются Сожженному из его же подсознательного. Реальность становится строительным материалом для фантомов, разрывающих личность героя.
Одним из его внутренних катехонов мог стать Зарастро — один из осколков его «Я», древний мудрец и проповедник Света. Он отклонял чашу весов от зла, нарушая равновесие, поэтому стал последним «сыном» Сожженного. Сначала он убил его, а затем привязал себя к столбу на Эрфуртской площади. Казнь Сожженного многое значит в романе, в том числе и попытку самому стать катехоном. Но невозможно удержать от движения в пропасть целый мир, когда внутри ты убиваешь себя.
Спасение мира начинается со спасения души. Цепляясь за действительность в борьбе за сознание, Сожженный пытается поместить идею об Удерживающем в узкое пространство своей простой жизни, примеряет ее, например, к аквариуму в доме. Он находит его в горящей свечи, в свободе ночи, во вкусе пирожного, который снижает действие кофе — ускорителя времени, возделывании сада. Он учится замедлять время созерцанием: «Когда долго что-то бессмысленно разглядываешь. Пыль возле нагретой асфальтовой дороги. Корку арбуза. Мыльную воду с чешуйками ее кожи, чешуйками ее мыслей, утекающую в отверстие…» Так он получает возможность вернуть имя и голос, осознает, что «катехон находится не вне, а внутри. В самом нутри сердца».
