Рецензия
В романе Нади Алексеевой о Валааме есть и вера, и надежда, и любовь — но словно не хватает щепотки рефлексии
«Просите, и дано будет вам»
Евангелие от Матфея 7:7
Дебютный роман Нади Алексеевой «Полунощница» опубликовали в литературном журнале «Новый мир», напечатали в «Редакции Елены Шубиной» и, наконец, заслуженно поместили в шорт-листы премий «Большая книга» и «Ясная Поляна». Писатель Алексей Варламов, водящий в жюри последней, отмечал, что в «Полунощнице» его зацепил нестандартный выбор темы и формата в контексте растущей популярности автофикшна, «литературы травмы». И действительно – роман Алексеевой разрушает многие стереотипы о том, что сегодня пишут молодые авторы. О чем же этот «не-автофикшн»?
В первую очередь «Полунощница» о суровом северном острове Валаам на Ладожском озере. Павел, молодой московский программист, приехал искать здесь родственника, но в действительности искал отпущения своих грехов. Командир Петя Подосёнов — двоюродный дедушка Павла, безногий инвалид Великой Отечественной, попавший на остров после войны. Семен, сын командира, вырос уже на Валааме. Ася – молодая и седая бывшая алкоголичка, приехала волонтером в Валаамский монастырь, чтобы побороть зависимость. Елка – местная уроженка, вынужденно вернулась на остров, оставив мечты о роскошной жизни. Иосиф – регент Валаамского хора, бывший ученик консерватории, обрел на Валааме утраченный голос. Васька, еще один инвалид ВОВ, превратился здесь в старца Власия, к которому тянутся за советом паломники со всей страны.
Бесконечный труд, интернат для ветеранов, любовь, кража, смерть, самоубийство, изнасилование, пожар, конфликт монахов и мирян, человеческая мерзость, человеческое величие – сюжет неоднородный, контрастный, порой даже запутанный. Сплетаются временные пласты от 1970-х до 2010-х, культями старых ран прорывается через современность война, узелками на четках завязываются искалеченные судьбы героев и заплетаются в круг, окольцовывающий главного персонажа – Валаам.
Без веры на острове не выжить, точнее, остров сам выживает неверующих: так, например, все преступники либо покидают Валаам, либо умирают. Рок настигает их, и даже если стрелок, целясь в преступника, промахнется, пуля срикошетит от креста. Православие в «Полунощнице» – особенное, монастырское: бессмысленный, но не бесполезный труд, жесткая иерархия во главе со старцем-солдатом (наглядно иллюстрирующим фразу из Библии «и последние станут первыми»), строгое послушничество, переворачивающий душу моральный рост, незаметно крепнущая вера, посты, жертвы, молитва... И главное – прощение. Все монастыри, как правило, обладают неким магическим и даже магнетическим действием: словно «цепляют» потерявшихся и запутавшихся людей (каждого за свой крючок), давая им новый смысл жить. Валаамский же монастырь – особенно: суровая природа способствует развитию внутреннего стержня, заставляет забыть о комфорте и стабильности.
Паломники стекаются в монастырь, потому что вера дает надежду – единственную мотивацию жить. Надя Алексеева щедро раздает надежду всем своим героям, даже «самоварам» – безногим и безруким инвалидам, неспособным за собой ухаживать. Но не всем ее хватает: Петя Подосёнов, например, прыгает с колокольни, взяв на себя вину за тройное убийство. Но некоторые не теряют надежды, даже попадая в трагичные события: так изувеченный солдат Васька после череды потрясений становится старцем-провидцем. Герои эволюционируют незаметно, неощутимо, и только в редких контрольных точках появляется вдруг четкое ощущение – эти люди уже не те, кем были в начале романа, и даже москвичу-атеисту внезапно коробит слух, когда «объектом» называют храм.
Любовь в «Полунощнице» большая и разная: как всегда, сложная у отцов и детей, не менее сложная между мужчиной и женщиной, сочувственная – к тем, кто не может позаботиться о себе, братская и сестринская – к товарищам по несчастью, ранящая – к безвременно ушедшим, всепрощающая – от Бога к людям... В каждой поломанной судьбе любовью перекрываются боль и отчаяние.
Достоверность и точность текста во многом объясняются тем, что Надя Алексеева сама приезжала волонтером на Валаам: пережила шторм, поговорила с местными жителями, поработала на благо монастыря, собрала материал по героям ВОВ, сосланным на остров после войны в интернат для инвалидов, и познакомилась с некоторыми прототипами своих героев. Натура в «Полунощнице» чувствуется: персонажи предельно живые, а православный фон описан так детально, что иллюстрации к книге вполне могла бы сделать даже нейросеть.
Автор хладнокровно управляет эмоциями читателя, умело сводит и разводит судьбы персонажей, постепенно распутывая сюжет: вдох – и командир-инвалид летит с колокольни в прошлом, выдох – и уже в настоящем двоюродный внук командира пьет чай в трапезной монастыря. Страница за страницей нагнетается чувство сопричастности событиям, происходящим на далеком северном Валааме. События эти закольцовываются, смерть цепляется за смерть, кажущаяся бесконечной поездка Павла подходит к концу, и остается то, за чем и нужно попасть на Валаам: фраза Васьки-Власия – «носите бремена друг друга». На этих словах, кажется, и строится все православие: «любите ближнего, как самого себя».
Библейских аллюзий здесь вообще немало, но этот пласт теряется в перипетиях сюжета, заигрывая только с самым внимательным читателем: например, Петр и Павел (имена Подосёновых) явно отсылают к двум первоверховным апостолам Христа. Апостол Павел до обращения в веру был гонителем христиан — причем чтобы уверовать, ему потребовалось явление Господа; Павел из романа тоже приезжает на Валаам неверующим скептиком, но по ходу романа приходит к вере. Любопытно также сопоставить события в романе с отмечаемыми там же православными праздниками: скажем, пожар в гостинице и сопутствующая ему трагедия происходят на Пасху. Подобные находки, с одной стороны, могут считываться как тривиальное заигрывание с читателями с помощью ничего не значащих отсылок, а с другой — возможно, на библейской основе Алексеева сконструировала многоуровневую систему восприятия текста (которую нужно исследовать предметнее). В любом случае, при первом прочтении эта игра в общую осмысленную картину не складывается.
Что же в итоге? Серьезный, лишенный иронии стиль, монументальные темы и «сложная драматургия человеческих судеб» (А. Варламов) заставляют искать в «Полунощнице» серьезные ответы или хотя бы серьезные вопросы. Однако роман нельзя назвать рефлексивным: за скрупулезной фиксацией жизни личность хроникера, то самое авторское «я», теряется – и выходит, что роман слишком уж «не-автофикшн». Может, даже больше, чем хотелось бы.
У Нади Алексеевой вышел отличный кинематографический кадр: мастерски выполненная картина острова, интригующий сюжет, мощный эмоциональный накал. Но за всем этим словно не хватает осмысления – многое ли останется, если стереть колорит? Соблазнительно сопоставить роман с «Одсуном» Варламова, ведь общего в них действительно много: жуткие последствия войны, конфликт близких по духу братьев, выселение коренного населения и незнакомые многим страницы истории. Однако в «Одсуне» как раз есть отсутствующий здесь компонент: многолетние размышления о судьбе, о человеке, о причинах и следствиях происходящего, канвой оплетающие сюжет. В «Полунощнице» же этого нет – но может, и не надо?
